За время учебы в этом кабинете я был всего два раза, и каждый раз не по самым приятным житейским поводам, поэтому и сейчас не ожидал ничего хорошего. Хотя очевидных причин вроде бы не было. Но такое уж свойство у памяти.

В кабинете сидели Нестеров и Митюков с видом людей, покончивших с докучливым, но необходимым делом.

Митюков сразу начал возить меня мордой по столу:

— Опозорил ты нас, Пастухов! В такой день! Не сумел защитить честь училища! А мы так на тебя рассчитывали!

— При чем здесь честь училища? — удивился я. — Егоров тоже наш выпускник.

— Ну, это конечно, конечно, — поспешно согласился Митюков. — Но и от тебя мы ожидали большего. Трижды рейнджер! А так обосрался!

— Слушая вас, я снова чувствую себя курсантом, — сделал я ему комплимент и обратился к Нестерову:

— Вы так же считаете?

— С судьей не спорят, — уклончиво отозвался он. — Я бы засчитал тот выстрел с лету.

— А первый тур? — не сдался Митюков. — Скажешь, не просрал? Милиционера подстрелить! А если бы это было в реальной обстановке?

Нужно было, конечно, смолчать. Но почему-то его слова меня зацепили. Я вспомнил, сколько свиданий с Ольгой не состоялось из-за этого говнюка, и не сдержался.

— Прикажите принести сюда афишку с этим ментом, — попросил я Нестерова.

— Зачем? — удивился он.

— Объясню.

— Распорядитесь, — кивнул генерал Митюкову.

Тот скорчил недовольную рожу, но послушно вышел.

— Скажите, Пастухов, почему вы ушли из армии? — спросил Нестеров. — Вы подавали большие надежды.

Я пожал плечами:

— Меня уволили.

— Это я знаю. Но не знаю другого — почему.

— Вы могли бы навести справки.

— Пытался. Никакой информации о вас нет. Только личное дело в архиве Минобороны.

Но в нем нет ничего о причинах вашего увольнения. Лишь приказ, подписанный заместителем министра. Формулировка расплывчатая: «За невыполнение боевого приказа». Что произошло?

— Это не мой секрет.

— Вы не хотели бы вернуться в армию?

— Нет.

— Уверены?

— Более чем. Да никто меня и не возьмет. Сами сказали, что приказ подписал замминистра.

— Его уже нет. Как и самого министра. А с новым руководством этот вопрос, думаю, можно будет решить.

— Это вы так думаете? — уточнил я. — Или кто-то другой?

— Я приветствовал бы такое решение, — уклонился он от прямого ответа. — Я бы хотел, чтобы вы служили в нашем училище. Ваш боевой опыт будет очень полезен курсантам.

Я даже засмеялся:

— Извините, но Митюкова с меня хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Митюков не вечен.

— Вы ошибаетесь. Это я не вечен. И вы. А Митюков вечен.

— Но вы все же подумайте. Я пообещал. Просто чтобы не размазывать кашу по столу.

Но даже и не собирался об этом думать.

— Если позволите, у меня к вам тоже вопрос. Вас попросили пригласить меня на этот праздник?

— Вас бы и так пригласили.

— Но вас просили об этом, верно? Подполковник Егоров?

— Да.

— И он же дал понять, что вопрос о моем возвращении в армию может быть решен?

Кто же он такой?

— Этого я не знаю. Меня попросил оказать ему содействие один из высокопоставленных руководителей.

— Министерства обороны?

— Нет. Прошу извинить, но больше ничего я вам сказать не имею права.

— А я больше ничего и не спрашиваю. Появился Митюков с афишкой, расстелил ее на столе.

— Ну? Что ты хотел объяснить?

— А сами не понимаете? Посмотрите внимательно на этого милиционера.

— Ну, посмотрел, — сказал Митюков, — И что?

— Вы тоже ничего не замечаете? — спросил я у Нестерова.

Тот внимательно рассмотрел рисунок и покачал головой:

— Нет.

— И в реальных условиях вы не стали бы в него стрелять? — спросил я у Митюкова.

— Разумеется, нет.

— Вам повезло, что обстановка условная. Иначе сослуживцы уже собирали бы деньги вам на венок. Это же ряженый! Неужели не видите? У настоящих милиционеров на шинели по три пуговицы в два ряда. А у этого сколько?

— И вправду! — поразился Митюков. — По четыре. Ну, это просто художник ошибся.

— Может быть. Но в реальной обстановке я не стал бы об этом долго раздумывать.

Нестеров с усмешкой взглянул на озадаченного Митюкова. Потом как-то очень по-светски предложил:

— Я надеюсь, Сергей Сергеевич, вы останетесь на наш небольшой товарищеский ужин?

Моим офицерам доставит огромное удовольствие общество вашей очаровательной супруги. И нам с полковником тоже.

— Спасибо, но мы с дочкой. А добираться до дому больше двух часов.

— Отправьте Сергея Сергеевича домой на моей машине, — распорядился Нестеров. Я открыл было рот, чтобы отказаться, но он не дал мне этой возможности:

— Мне приятно было увидеть вас, Пастухов. Надеюсь, это не последняя наша встреча.

Желаю здравствовать.

— Всего хорошего, товарищ генерал-лейтенант.

— Сейчас уже чаще говорят «господин генерал», — заметил Нестеров.

— Да? В таком случае всего доброго, ваше превосходительство.

Я пожал ему руку и пошел к выходу.

— А твоя нога? — окликнул меня Митюков. — Уже прошла?

Черт. Совсем про ногу забыл.

— Нога? — переспросил я. — В самом деле. Прошла, как видите. Ну да. Надо же!

Нестеров и Митюков переглянулись.

Я обругал себя предпоследними словами. Прокол. Роли нужно доигрывать до конца.

Что-то я от мирной деревенской жизни совсем расслабился. Как бы мне это боком не вышло.

Вот еще когда я об этом подумал.

Точно. Еще тогда.

Пока я извлекал Ольгу с Настеной из толпы танцующих, Митюков вызвал к КПП черную «Волгу» и приказал водителю:

— Отвезешь этих господ. И сразу назад. Ясно?

— Так точно, товарищ полковник.

— Отставить, — сказал я.

— Почему? — удивился Митюков.

— Потому что у меня есть машина.

Я вышел за ворота и через две минуты подкатил к Ольге и Настене на своем вседорожнике «ниссан-террано». Про «патрол» была когда-то реклама: «Крепкий, как скала». А про какой-то другой джип: «Мощный, как танк». Так вот все это можно было сказать и про мой «террано». Эдакий с виду скромняга. Но не для тех, кто понимает. Водитель «Волги», судя по всему, понимал.

— Ух ты! — уважительно проговорил он.

До Митюкова тоже дошло.

— Почем брал?

— Около двух с половиной миллионов иен.

— Почему иен?

— В Японии брал.

— Сколько же это на нормальные деньги?

— Штук двадцать. Или чуть больше, — небрежно отозвался я. — Точно не помню.

— Рублей?

— Ну, полковник! Рублей! Баксов, конечно.

Я засунул Настену в салон, передав ее Ольге в руки, потом забрался сам и, помахав Митюкову, выехал из гарнизона, с нечестивым злорадством наблюдая в зеркало заднего вида, как Митюков стоит возле КПП, смотрит мне вслед и ошарашено чешет в затылке.

— Я и не подозревала, что ты такой тщеславный, — заметила Ольга.

Я возразил:

— Я не тщеславный. Я мстительный. Как верблюд.

— Разве верблюды мстительные?

— Еще какие! Попробуй обидеть верблюда. Он тебя обязательно оплюет. Хоть через год.

— Ты переплюнул верблюда. Оплевал бедного полковника через пять лет.

— Бедного? — переспросил я. — Ты бы видела его дачу на Истре!

— А ты видел?

— Я строил на его даче забор. Еще в бытность салагой.

Некоторое время мы ехали молча. Потом Ольга спросила:

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Про что?

— Почему ты проиграл бой этому Егорову?

— И после этого ты говоришь, что я тщеславный?

— Не увиливай. У тебя была возможность попасть в него не меньше трех раз. А ты не стрелял. Я сверху все видела.

— Ну, знаешь! Со стороны всегда все видней.

— Ну хорошо. А зачем ты сделал вид, что подвернул ногу?

— Сдаюсь, — сказал я. — Ему очень хотелось выиграть. А мне на это было в высшей степени наплевать. Не веришь?

— Верю, пожалуй. Но не понимаю. Ты всегда был очень азартный.